Аркадий Александрович Пластов.

"Фашист пролетел".

1942.

 

Аркадий Александрович Пластов (1893-1972) в советской художественной критике назывался «певцом колхозного крестьянства». Поначалу это так и было. Его «разнузданная» картина «Колхозный праздник» (1938) с невероятным изобилием выставленной на столах красочной закуски, с беззаботным весельем колхозного крестьянства, оказавшегося, как пишут в современных северокорейских журналах, «в теплых объятиях партии», кажется остановившимся кадром знаменитого показушного сталинского фильма «Кубанские казаки». Однако последующая творческая история Пластова, прожившего большую часть своей жизни в родном симбирском селе Прислониха и написавшего 10 тысяч картин и рисунков (в большинстве своем на деревенскую тему), сильно поколебала это общее первоначальное впечатление. По-видимому, тихое отступничество Пластова от магистральной темы победы «колхозного строя» было замечено советской критикой, и его, сталинского лауреата (кстати, получившего премию в 1945 году за довольно безыдейные с точки зрения социалистического реализма картины «Сенокос» и «Жатва»), критиковали так, что этот осторожный человек позволил себе, правда, после смерти Сталина, даже возражать критикам. В секретной записке Отдела науки и культуры ЦК КПСС за февраль 1954 года о «нездоровых» настроениях среди художественной интеллигенции и «о некотором оживлении влияния буржуазной идеологии» особо отмечено, что «в ряде случаев дело доходит до проповеди аполитичности, безыдейности искусства и восхваления упадочного западного искусства» и что «имеют место неправильные высказывания о роли советской критики в развитии искусства. Так, художники Пластов и Кацман выступили на сессии Академии художеств СССР в декабре 1953 года с требованиями «обуздания» критики. Кацман заявил: ‘Мы больше не пустим грязный сапог критики в чистый храм искусства… Президиум Академии художеств должен поставить задачу – изгнать торгующих (т. е. критиков) из храма искусства’».

Великолепные полотна и акварели Аркадия Пластова, этого ученика Корина, Васнецова и Архипова, сделали его Венециановым ХХ века. В его произведениях почти нет ничего от колхозов, «железных коней», парторгов, победителей соцсоревнований, повышенных удоев, умолотов, опоросов, отелов и всего того, что ассоциировалось с победой социализма на деревне, а в сущности – с разорением и мучительной гибелью этой деревни. В картинах Пластова мы видим в основном только тяжкий физический труд людей в поле с сохой, серпом, на току с примитивной молотилкой, а также скромный быт и незатейливый отдых земляков. И во множестве портреты простых, совсем не знатных крестьян, старух, детей. Среди всех этих полотен истинным шедевром навсегда осталась трогательная картина «Весна». Примечательно, что колхозники Пластова, современники индустриализации и чкаловских перелетов, обуты в лапти. Никакая это не архаизация! Тот, кто знает повседневность сталинской глубинки, не усомнится в правдивости Пластова: лапти и калоши из шин там «вышли из моды» лишь к началу 1960-х.

Но все-таки особое место в наследии художника занимает необыкновенно популярная картина «Фашист пролетел» (первоначальное название «Немец пролетел»), написанная Пластовым в 1942 году. Позже он говорил о внутренних мотивах, побудивших его, живущего в тылу человека, написать эту картину: «Осень (надо понимать, 1941 года. – Е. А.) тогда у нас стояла тихая, златотканая, удивительно душевная. И вот что-то [пришло] непомерно свирепое, невыразимое по жестокости. Надо было сопротивляться. Надо было кричать, чтобы проснулись даже мертвые. Надо было это чудовище показать во всем его обличье». Нет сомнений, что эти чувства отчаяния, ощущения беды, хотя и не в такой идеологизированной форме (явно отшлифованной у Пластова последующим успехом картины), охватили в то время великое множество порядочных людей. Мать автора этих строк, тогда юная девушка, прожившая всю войну в тылу, в Ярославской области, вспоминала, что, просыпаясь каждое утро, она испытывала какую-то непонятную горестную тягость, которая с первым же мгновением дня овладевала душой, и сразу в сознании вспыхивало: «Ах да, война идет!» И так каждое утро такую же душевную тягость испытывала вся страна, точнее, все порядочные люди до самого победного мая 1945 года. Действительно, это была необычайная война, и не только по масштабам потерь и ожесточению, но и по нравственному напряжению души целого народа, который вдруг ощутил реальную опасность для своего существования на Земле. Это была истинная война за независимость и свободу. Вместе с тем людьми владело чувство, что они столкнулись с какой-то иной, чудовищной, будто сказочной вражеской силой, которая обрушилась на них с нечеловеческой жестокостью и поразительным машинным бездушием. Пластов отразил обыденную, повторяющуюся тысячи раз сцену той войны с нелюдями. Так же как на картине, немецкие с черными крестами на фюзеляже и включенной сиреной. В одиночку и парами, на бреющем полете, безнаказанно и хладнокровно, даже без видимой для военного дела пользы, гонялись за одиноким, бегущим по полю новобранцем; безжалостно расстреливали толпы безоружных беженцев: женщин, детей, с их скотиной и жалким скарбом: точно, как на учении, клали бомбы на санитарные поезда с отчетливо видимыми сверху красными крестами на белом поле. И этого пришельцам невозможно было простить, и тогда миллионы людей вдруг испытали непривычное в их обыденной жизни чувство жгучей, незатихающей ненависти, желания во что бы то ни стало убить этого выродка, расстрелявшего невинного пастушонка и тем нарушившего элементарные законы человеческого общежития. Именно об этом и писал Пластов, а еще ярче он это сказал своей картиной.

Существует устойчивая легенда о том, что полотно «Немец пролетел» способствовало… открытию в 1944 году Второго фронта. Действительно, картина была привезена в 1943 году в советское посольство в Тегеране, где состоялась встреча лидеров антигитлеровской коалиции и было принято окончательное решение об открытии Второго фронта и высадке десанта во Франции. Картина Пластова висела в комнатах, где работали и отдыхали премьер-министр Великобритании Черчилль и президент США Рузвельт, и якобы она произвела на них неизгладимое впечатление своей безыскусностью и трагизмом. И хотя, думаю, тронуть сердца этих людей, в своей деятельности исходивших исключительно из прагматических соображений, было непросто, но кто знает, какой может быть последняя песчинка, после падения которой рушится скала? И еще. Рядом с картиной Пластова мысленно хочется повесить страшное полотно Дейнеки «Сбитый ас» как воплощение праведной мести, все-таки настигшей нелюдь.

Евгений Анисимов. «Письмо турецкому султану. Образы России глазами историка». Санкт-Петербург, «Арка». 2013 год.

* * *

 

ХУДОЖНИКИ. АЛФАВИТНЫЙ КАТАЛОГ.

 

СМОТРИТЕ ТАКЖЕ: